Дом там где болит твое сердце

Не совсем так. Думаю, что это искаженная фраза из Библии. Там немного, но по другому:<br>»Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, <br>но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, <br>ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше. «<br>Матф.6:19-21<br>То же и ап. Луки в 12 главе.<br>С праздником!<br>

Плиний Старший утверждал: «Дом – это там, где твоё сердце…» Сложно не согласиться с этим изречением. Действительно, у каждого человека должен быть свой дом, родное гнездо, место, где тебя всегда ждут, где тебя любят. Что может быть лучше семейного очага, где царят покой и уют? Находясь за тысячи километров от родного угла, ты скучаешь по отчему дому, стремишься вернуться туда, чтобы почувствовать тепло и любовь, окунуться в мир детских воспоминаний. Как точно и верно звучит для меня афоризм: «Мой дом – моя крепость»! Несомненно, дом – это нравственная опора, без которой невозможно существовать. А сердце наше всегда будет там, где родительский дом.

Тема Дома как места, куда мы всегда стремимся всем сердцем, раскрывается во многих произведениях русской литературы.

Остановимся на пьесе Антона Павловича Чехова «Вишнёвый сад», написанной в 1903 году. Помещица Любовь Андреевна Раневская после пяти лет пребывания за границей возвращается в родное имение. Она переживает необыкновенный душевный подъём, испытывает несказанное счастье оттого, что вернулась на родину. Именно в этом родительском доме её душа и сердце, ведь здесь прошли её детство и юность. Воспоминания о былом так дороги ей, что она едва сдерживает слёзы. Но вслед за фразой о своей любви к родине, Раневская говорит будничным голосом: «Однако пора пить мой кофе». Всё это свидетельствует о поверхности её переживаний. Раневская приехала, чтобы спасти свой дом и сад. Назначены уже торги, имение будет продано на аукционе. Богатый купец Лопахин предлагает разбить землю на дачные участки и сдать их в аренду. Но для Раневской и её брата Гаева это предложение неприемлемо, оно им кажется пошлым. Дом и сад – это память о прошлом, о родителях, и предать эту память они не могут. Герои лишаются своего имения и покидают его. Они не смогли сохранить то, что так дорого их сердцу, им останутся только воспоминания.

Вспомним ещё одно произведение, где раскрывается тема Дома. Это роман Ивана Александровича Гончарова «Обломов». Илья Ильич Обломов – помещик, который проживает в Петербурге на Гороховой улице. Лежание на диване в потёртом восточном халате – нормальное состояние этого героя. Сам он утверждает, что обдумывает план преобразований своего имения, ведь именно туда он стремится всей душой, именно там он находит идеал своей жизни. Патриархальный мир Обломовки с теплотой, любовью и лёгким юмором воссоздаётся в главе «Сон Обломова». В деревушку, находящуюся в самой глубине России, редко доходят новости извне, но обломовцы довольны своей жизнью и иной не желают. Еда и сон – вот главный предмет забот жителей. В атмосфере любви, тепла, безмятежности и покоя рос Илья Ильич. Всё за него делали слуги, поэтому «привычку к труду благородную» никто ребёнку не привил.

В конце романа Обломовку в миниатюре герой нашёл на Выборгской стороне в доме чиновницы и вдовы Агафьи Матвеевны Пшеницыной. Здесь он был окружён любовью и заботой хозяйки, которая смысл своей жизни увидела в том, чтобы Обломов ни в чём не нуждался, жил в покое и уюте. К сожалению, такая неподвижная жизнь повлияла на здоровье Ильи Ильича, и в сорок лет он умер от апоплексического удара.

Иногда случаются странные периоды в жизни. Они и не грустные и уж точно не веселые. Но они трудные. Бывают слишком сложные. И надо иметь много сил духовных и желания, чтобы эти времена достойно пережить.

Идеализация прошлого

Иногда кажется, что жизнь, и всё, что происходит сейчас вокруг, это не реальность, а какой-то сон. Что всё происходящее сейчас, — лишь воспоминания. Как будто на самом деле, я где-то не здесь, а просто вспоминаю всю свою жизнь.  

И главное, что здесь, откуда я на всё происходящее смотрю, — всё очень плохо. Здесь какое-то чёрное и холодное отчаяние. Страх, ужас, слёзы, пустота, тьма и конец всего. И в последний раз мне показывают фильм о моей прошедшей жизни, кино о чудесном, давно забытом времени, где я ещё вовсе не стар, полон сил, где живы родители, где счастлива вторая половинка, а, допустим, дочь — вообще ещё ребёнок!
Или в тёплый летний вечер, приезжаю на дачу, хлопаю дверцей машины, иду к дому. Стрекочут кузнечики, а на террасе горит свет. У нас гости и меня давно заждались. Все выходят на крыльцо мне навстречу, машут руками, радуются, выбегает пёс и весело прыгает, норовя лизнуть меня в нос. Много людей, шум и радость. Я очень люблю их всех…

У каждого свое счастливое воспоминание и у каждого свои подробности. Но от всего этого хочется плакать.

Желание вернуться домой в себя

Бывает такое ощущение, что все хорошо, но все не так. Все хорошо, но это хорошо не то. Ощущение того, что ты не дома. Ты на чужбине, ты далеко, и не важно, кто увёл тебя из родного края: внешняя сила, как в истории с евреями, уведёнными в плен, или твоя воля, как в случае с блудным сыном, ушедшим «на страну далече» проматывать отцовское наследство. Одним словом, ты не дома!

Домой ещё предстоит вернуться, а желание вернуться домой — это и есть внутреннее движение в сторону Отчих объятий.

Насытиться печалью вдоволь

Но прежде чем вернуться, надо вдоволь насытиться тоской, вдоволь насмотреться на чужое небо, вдоволь наплакаться. Это нужно для того, чтобы, случись возможность бежать, душа не оборачивалась вспять и не роптала, как евреи, вспоминавшие о египетских котлах с мясом, о чесноке и луке. Поэтому блудный сын в притче, прежде чем вернуться, доходит до крайнего унижения и питается вместе со свиньями. А евреи в Вавилоне долго пьют воду, смешанную с горечью плена, и долго едят хлеб, смоченный слезами печали.

Самих себя мы должны опознать в этих ёмких и кратких словах. И когда грустно нам, мы не должны из кожи лезть, чтоб изобразить веселье. Нужно, не стыдясь своих слез, наплакаться и насытиться вздохами. Можно, конечно, сказать, что надо всегда радоваться и беспрестанно молиться. Но мы-то знаем, что мы обычные люди, и что иногда так бывает тоскливо, что становится тесно как изнутри, так и снаружи. Мы пока не дома, но уже на пути к нему.

Есть время плакать и время смеяться,

время обнимать и время уклоняться от объятий. Когда наступают грустные дни, то их можно назвать днями покаяний. Это время плакать, это время уклоняться от объятий.

В такие дни возможен внутренний нечеловеческий призыв к мести и уничтожению всего, что нам неугодно. Это ещё что за ненасытная кровожадность? Что это за жестокость, и зачем она нам?

Наш враг — уныние, точнее, бесконечная жалость к самому себе. Это большая угроза пленения ума. Можно постепенно привыкнуть к такому состоянию и постепенно получать от него удовольствие – наслаждение своей беспомощностью и обвинением всех и вся в своих печалях. Наше оружие – наплакаться вдоволь и вернуться к жизни, вернуться к людям, вернуться в свой внутренний дом.

Все печали временные

Осознанием того, что все печали временные, нам и предстоит побеждать грусть и уныние, вырастающие из земли нашего сердца. Разбивать их о камень нужно без жалости, поскольку нас они не пожалеют, если мы позволим им вырасти и остаться в нашем сердце навсегда.

В победе над этими грустными ощущениями и заключается залог возвращения домой, к успокоенной своей душе.

— А что это за звуки, вон там? – спросила Алиса.
— А это чудеса, – равнодушно пояснил Чеширский Кот.
— И.. И что же они там делают? – поинтересовалась девочка.
— Как и положено, – Кот зевнул. – Случаются… 

Post Views:
56